Отзыв от Ма. Ко.

Раннее утро обещало прекрасный день, полный солнечной радости, улыбок и громких выкриков гостей: «Горько!». Всю ночь я не мог уснуть, не до конца веря, что Эмма — любовь всей моей жизни, согласилась стать моей женой. Хотелось истерично смеяться, беспокойно ходить по квартире, беспрестанно писать моей будущей жене: «Ты не передумала?». Но делать всё это я не мог, поэтому ворочался в постели, вспоминая наш непростой путь к этому счастливому для меня дню. 

Ещё в детстве, когда мы только познакомились, я решил, что женюсь на этой энергичной и весёлой девочке. Эмма переехала с родителями в соседнюю квартиру и наши семьи быстро подружились. Моя мама была домохозяйкой, а папа держал свой магазин с продуктами, который в итоге разросся до маленькой местной сети. Мама Эммы только с переездом стала чаще находиться дома, поэтому всегда обращалась за помощью к моей. Когда они жили в городе М, она держала свой салон красоты, который приносил им хороший доход, но со временем она лишилась своего детища. В итоге они с мужем решили уехать из родного города. На новом месте, отец Эммы уговорил жену, чтобы та осталась дома, а сам взял на себя заботу о достатке в семье. Мы с мамой часто ходили в гости к родителям Эммы, но я никогда не интересовался их разговорами. Мне нравилось играть с моей новой подругой. 

Эмма в детстве была невероятно мила: большие, любопытные глаза; гладкая, бледная кожа, гибкие движения и загадка в каждом жесте, как у фарфоровых девушек, которых собирала моя мама. Мне всегда нравились эти фигурки, они были очень красивыми. Помню, как задавался вопросом: а что, если когда-нибудь я встречу такую же милую, красивую и загадочную девушку? Помню, как решил для себя: я на ней женюсь. И она станет для меня такой же как моя мама для папы. 

Детьми мы играли в салоны красоты, в которых она делала меня красивым. В магазины, в которых она покупала красивую одежду для своих «подопечных» — мягких игрушек и кукол Барби. В «кухню» мы играли только тогда, когда я был поваром, а она критиком, пришедшим оценить мой ресторан «мишками». Эмма не стремилась к играм, в которых от неё требовалось быть послушной, подчиняться, она всегда находила способ быть главной, отдавать приказы, решать за меня. Я не сопротивлялся. Мне нравилось, что такая красивая, словно фарфоровая фигурка, девочка проводит своё время именно со мной, а не с кем-то другим. 

Сначала мы с Эммой ходили в один и тот же садик, потом в школу. Я был на год старше её, поэтому она всегда спрашивала меня, как только мы встречались: как это — быть в старшей группе/первом/выпускном классе? 

Своё хорошее отношение ко мне она показывала не только, когда мы были наедине. По крайней мере так было до той драки. 

Когда я учился в пятом классе, мне в любви призналась моя одноклассница. Я не мог ответить на её чувства, поскольку уже тогда знал, что люблю Эмму и не могу быть с кем-либо другим ни в настоящем, ни в будущем. Именно так я и сказал: 

— Прости, но мне нравится другая. 

Помню как Кларисса нахмурилась. В её карих глазах загорелась обида и злость, а её тонкие пальчики потянулись к косичкам, которые она тут же начала теребить. Она делала так всегда — трогала волосы, если испытывала сильные эмоции. Все в классе это знали и частенько подшучивали над ней, в том числе и я.

— Кто она? — крепко сжав косичку, спросила меня Кларисса. 

— Эмма, — честно признался я. 

— Эта малявка? — голос моей одноклассницы сорвался на недовольный визг и  её голова вдруг резко дёрнулась вправо Она видимо хотела опустить руку, но забыла, что всё ещё держит себя за косичку, все произошло очень быстро и потому это комичное движение головы показалось мне и моим одноклассникам очень смешным. 

Лицо Клариссы в тот же момент покрылось красными пятнами не то от стыда, не то от злости. Помню, что за смехом я не обратил внимание на её тихие слова. Помню, как она, топая ногами ушла в гардероб, где, как потом обсуждали одноклассницы, — плакала.

Тогда я не мог даже представить себе, чем именно обернётся данная ситуация. 

Очень скоро между пятыми и четвёртыми классами пошли слухи о том, что Эмма уже «давно не девочка», а её «первым» был я. Говорили, что это именно я всем рассказывал о том, сколько раз и в каких позах мы с моей подругой занимались «этим», что именно я делился своими «достижениями», а Эмма играла роль послушной «рабыни». 

Сначала ни я, ни Эмма не обращали на эти слухи внимания. Потом её начали раздражать подшучивания одноклассников: «ну, что голубки, пойдёте домой заниматься «этим» и готовиться к свадьбе?». Я несколько раз лез с кулаками на обидчиков, из-за чего был наказан родителями одиночеством в собственной комнате без телевизора и компьютера. 

Так продолжалось около полугода, пока Эмма случайно не подслушала хвастовство Клариссы, что это она распустила все эти слухи, чтобы я побыстрее оставил Эмму и влюбился в неё. 

Да, Эмме нравилось в играх брать главную роль, но она ни разу не пыталась мной манипулировать. Всегда спрашивала моё мнение и если мне что-нибудь не нравилось, находила другой выход из ситуации. Моей любимой очень не нравились обманы, подставы и попытки других строить из себя кукловода. В этом я убедился в тот самый день, когда Эмма, вылетев из туалетной кабинки, набросилась на мою одноклассницу с криками: «Ах, ты стерва! Да как ты смеешь портить нам школу! Да я тебя на куски! Да ты у меня получишь!». 

Рассказывали, что выглядело это всё очень эффектно и страшно. 

Эмму за глаза в школе начали называть «Фурией». Она гордилась этой кличкой. Кларисса очень быстро перевелась в другую школу, а наши с Эммой встречи сошли на нет. 

Моя подруга объяснила мне, что не хочет больше, чтобы мы дружили на людях. Дома, в гостях друг у друга — да. А в школе, на улице — нет. Она сказала, что ей сильно влетело от родителей за ту драку и она не хочет, чтобы кто-либо распускал похожие слухи.

К дракам между девочками всегда относились суровей, чем между мальчиками. Поэтому я, страдая, согласился с её условиями дружбы. 

Когда мне было тринадцать, мы с Эммой, гуляя в соседнем районе, где нашу дружбу не могли разоблачить одноклассники, наткнулись на коробку, в которой кто-то оставил щенка. У него была спутанная шерсть грязно-серого цвета, пустые миски и, полный дырок, тонкий плед. 

— Мы должны его забрать, — тут же заявила Эмма, беря на руки дрожащее тельце. 

— Хорошо, — сразу поддержал я подругу, — но я не могу взять его к себе. У папы аллергия. 

— Мы спрячем его у меня, — сказала она, аккуратно прижимая к себе щенка.

Так мы и сделали. 

Пока родителей Эммы не было дома, — её мама поехала помогать отцу справляться с какими-то организационными моментами на работе, — мы вымыли щенка, дали ему воды и нарезали колбасы. Щенок, ощутив нашу заботу, с опаской, но с удовольствием кушал, а потом и играл. Кстати, оказалось, что шерсть у Джека, так назвала его Эмма, была белая, а не грязно серая, и даже местами кудрявая. 

В течение трёх дней нам удавалось прятать Джека ото всех. Только мой отец начал часто чихать дома, чем заставлял меня нервничать. 

Правда раскрылась на четвёртый день, когда родители Эммы застукали её играющей с Джеком у себя в комнате. Скандала не было. Слёз и просьб оставить щенка тоже. Моя подруга твёрдо стояла на своём, что никому не отдаст Джека. Её родители быстро смирились с решимостью дочери и отвезли щенка к ветеринару, где проверили его здоровье, зарегистрировали в базе данных и выдали все необходимые документы. 

Я был счастлив. Теперь у меня был предлог не только повидаться с собакой, но возможность проводить больше времени с моей Эммой. 

Джек рос, радуя не только нас, но и её родителей Эммы. Они прониклись любовью к псу, который забавно выпрашивал еду, становясь на задние лапы; смешно гонялся за собственным хвостом; всегда был готов к любым приключениям, чем пользовался отец Эммы во время своих вечерних прогулок; с удовольствием ел всё, что ему давали со стола, что любила делать мама Эммы, с улыбкой выслушивая недовольство дочери, что Джек вообще-то её пёс. 

Я честно обещал своим родителям не злоупотреблять гостеприимством соседей и общением с собакой. Аллергия отца никуда не делась, но он мужественно молчал, вытирая слёзы, после того, как я возвращался домой со «свиданий» с псом. Мама в какой-то момент начала выражать своё беспокойство, что я слишком много времени провожу у соседей, но отец обычно заступался за меня. Его главным аргументом было: 

— Пусть парень общается с животными, учится ответственности. Не его вина в том, что у меня аллергия на шерсть и мы не можем никого завести, кроме рыбок да черепашек. Коты, собаки — с ними всё по-другому. Я хочу, чтобы он ценил их скоротечную жизнь и умел любить.

Мама обычно ничего не отвечала. Мне же доставалась тёплая улыбка отца и похлопывание по плечу. 

Я любил отца. Он всегда был на моей стороне. Всегда поддерживал меня. Я думал, что у него получалось быть таким понимающим и поддерживающим потому что у него была моя мама. Я всегда думал, что в нашей семье именно она была главным источником любви и тепла, именно поэтому отец мог позволить себе быть со мной более дружественным, чем отцы моих одноклассников. 

Глядя на его пример, мне хотелось быть таким же. Именно поэтому я старался быть как можно более понимающим по отношению к Эмме, её желаниям. Я всегда был с ней вежлив, дружелюбен. Всегда делал всё возможное, чтобы она улыбалась. И пусть мне казалось, что она всё воспринимала как должное, мне было очень сложно отказаться от созданной мной самим роли. 

К тому моменту, когда я был готов признаться моей подруге в собственных чувствах, она огорошила меня.

— Марк, — её лицо светилось от счастья, а Джека нигде не было видно, несмотря на то, что пёс всегда выбегал меня встречать, когда я приходил в гости. Это немного насторожило, но я быстро успокоил себя тем, что пса могли взять на прогулку родители Эммы. 

— Что случилось? — сердце забилось чаще, руки начали потеть, а дыхание так и готово было ускориться. Но я очень старался выглядеть спокойным, хотя, это вряд ли у меня получалось. 

— Пойдём я тебя кое с кем познакомлю, — она взяла меня за руку и повела в комнату. Мне казалось, что я чувствовал её волнение каждой клеточкой своей кожи. Почти мгновенно в груди засело неприятное чувство, словно кто-то тайком положил мне камень на сердце. 

В комнате Эммы сидел Питер. Мы с ним учились в параллельных классах. Все девчонки в школе только и делали, что говорили о нём: «Ах! Питер такой красавчик! Его светлые волосы так красиво уложены, так подчёркивают его голубые глаза»; «Ах! Я так бы и утонула в его объятиях. У него такие красивые пальцы и сильные руки, что хочется, чтобы его прикосновения длились вечно!»; «Ах! Эти сочные губы, которые так хочется целовать! Наверняка у него это шикарно получается!» — и всё в таком духе. 

Питер раздражал не только меня, но и многих парней школы. Хотя, если признаться честно, он ни разу не воспользовался своей властью над какой-либо из влюблённых в него девушек. Именно поэтому едкого — «ловелас» в него никто не бросал, хотя, порой, очень хотелось. 

— Привет, Питер, — я старался звучать дружелюбно ради Эммы. — Что ты тут делаешь?

— Мы теперь встречаемся! — выпалила моя подруга, сделав контрольный выстрел в сердце. — Он сам предложил. Сегодня. Он тоже ходит на танцы, как и я. 

Глаза Эммы горели от восторга. Она не видела моей боли, моего разочарования. Она не подозревала о моих чувствах. 

— Марк, — Питер вмешался, твёрдо глядя на меня, — я не обижу Эмму, тебе не о чем беспокоиться. 

— А как же толпы твоих поклонниц? — голос звучал строже и враждебнее, чем мне хотелось. 

— Если и есть кто-то кого они готовы «принять», то это Эмма. Ты сам это понимаешь. 

Я кивнул. 

Король и королева красоты всей школы — чем не романтическая история любви? 

В течение долгого времени я наблюдал за отношениями Эммы и Питера с первых рядов зрительного зала. Все самые безумные, опасные и сомнительные идеи моя подруга реализовывала именно в компании «красавчика школы». Они бегали по стройкам, с которых всегда успевали сбежать, прежде чем «мелких хулиганов» могли поймать. Моя подруга делилась со мной восторгом от чувства опасности и осознания того, что она делает что-то «плохое», но никто не может её поймать. Эмма с Питером часто ездили автостопом в другие города. 

Сначала она ещё предупреждала меня о том, что они собираются погулять где-нибудь, куда их занесёт настроение. Но я быстро не выдержал подобного безрассудства и рассказал всё её родителям. Эмма долго не могла простить мне подобного «предательства», а поэтому больше года со мной даже не разговаривала. Я сходил сума от образовавшейся между нами дистанции. Я бесчисленное количество раз обещал ей, что больше не «предам» нашу дружбу, её доверие. 

Когда я уже был готов сдаться, моя подруга прислала мне сообщение: «Если выполнишь мою просьбу, я подумаю над тем, чтобы простить твоё предательство». 

«Я сделаю всё! Только давай снова станем друзьями». 

Мне было больно писать слово «друзьями», мне хотелось большего, но в тот момент я мог рассчитывать только на восстановление потерянной связи. 

Ответ не приходил в течение нескольких дней, во время которых я стал нервным, раздражительным, что быстро заметили мои школьные друзья. На тренировках по баскетболу я то и дело нарушал правила, из-за чего тренер отправил меня «сесть на скамью запасных и решить свои проблемы». 

Единственной моей проблемой было молчание Эммы. Неизвестность «просьбы». Страх: а вдруг она передумала? 

В школе начать разговор было бессмысленно. Нет, Эмма меня не избегала, но относилась как к пустому месту. Даже Питер не обращал на меня внимание, как будто я и для него перестал существовать. 

В самом начале нашей размолвки я попытался наладить отношения с моей дорогой подругой и её парнем, но они быстро дали понять, что не будут даже слушать моих слов. А взгляд Эммы полный презрения, отвращения и боли — запомнился мне надолго. Я был готов на унижение, но мне не предоставлялось шанса. 

«Заходи сегодня после школы» — долгожданное сообщение от моей подруги я получил в начале учебного дня. Высидеть все пять уроков было невероятно сложно. Я постоянно терялся в собственных мыслях, что не ускользало ни от учителей, ни от моих друзей, одноклассников. 

Домой я мчался со всех ног, ведь теперь у меня была возможность наладить отношения с моей Эммой. 

Я был готов на всё, но не ожидал новых знакомств. 

— Познакомься, это Марианна, мы с ней вместе ходим на танцы, — в комнате Эммы сидела девушка, совсем на неё не похожая: скованная, блеклая, с длинными каштановыми волосами, заплетёнными в тугую косу. 

Марианна не поднимала на меня ни головы, ни глаз. Её покрывшееся румянцем лицо явно намекало на то, как ей неловко. Сжатые на простом сером платье руки, прижались ближе к животу, теребя и неосознанно приподнимая длинную юбку. 

— Что я должен сделать? — оценив, что моей новой знакомой моя компания некомфортна, я решил сконцентрироваться на Эмме. 

— Я хочу, чтобы вы начали встречаться, — не стала ходить вокруг да около моя подруга. 

— Хорошо, я согласен, если это вернёт нашу дружбу. 

— Это будет первый шаг. 

— А какой второй?

— Там видно будет. 

Я кивнул соглашаясь. Марианна до сих пор была напряжена, но руки чуть-чуть расслабила, перестав судорожно сжимать ткань. Как выйти из этой неловкой ситуации я не знал. 

— Я пойду сделаю чай, а вы пока побеседуйте, — Эмма вышла из комнаты и направилась на кухню. 

— Привет, — решил сделать первый шаг я, — я…

— Ты — Марк, — тихо начала моя собеседница, — один из лучших учеников школы. Ты занимаешься баскетболом, в будущем мечтаешь стать профессиональным игроком, любишь бегать. Дома предпочитаешь отдыхать за стратегическими компьютерными играми. Тебе нравится спортивная обувь, и ты предпочитаешь удобную одежду, чтобы она не стесняла твоих движений. А еще ты очень дорожишь своей матерью и иногда завидуешь отцу.

По телу пробежали неприятные мурашки. 

— Откуда ты?..

Марианна впервые подняла на меня глаза и я заметил её испуганный взгляд. Она тут же выставила руки перед собой, как будто пытаясь остановить меня от нападения. 

— Это всё мне рассказала Эмма, — тут же затараторила моя собеседница, в её глазах заблестели слёзы. — После того, как я поделилась с ней, что…

— Что ты ей нравишься, — встряла моя подруга, с подносом в руках, на котором стояло три чашки чая и маленькая вазочка с печеньем. — Если будешь встречаться с ней, я подумаю над тем, чтобы тебя простить. 

Мне нечего было сказать. 

Я чувствовал себя игрушкой в руках моей подруги. 

Да, я знал о её пристрастии «сводить» людей. Она увлеклась этим как раз когда начала встречаться с Питером. 

«Все должны испытать моё чувство счастья» — каждый раз настаивала Эмма, когда подталкивала знакомых друг к другу. Ей достаточно было одного намёка на симпатию, чтобы начать действовать. А потом просто начать донимать каждого тем, что «кто-то», по её мнению, да и не только по её, будет хорошо смотреться с «кем-то». Она так уверенно создавала картину «влюблённости пары», что окружающие ей верили. И очень удивлялись, что «кто-то» с «кем-то» не встречается, хотя могли бы быть такой красивой и гармоничной парой. 

Мне обычно удавалось отделаться отговорками: «я встречаюсь по-любви с баскетболом». Обычно этого хватало, чтобы Эмма не предлагала мне своих подруг, но сейчас образовалась другая ситуация. 

Я сжал кулаки, продолжая стоять у двери, где остановился с самого начала нашего разговора. 

— Кстати, — не обращая на наши с Марианной состояния, продолжила Эмма: — эти печенья она испекла сама. Очень вкусные, ты обязательно должен попробовать. Я уверена, что даже твоя мама не может делать настолько вкусные печенюшки. 

— Простите, — я отвернулся от девушек, — мне надо проветриться и подумать. 

— Хорошо, — я услышал как хрустнула печенька, — у тебя времени до завтра. Иначе — никакой дружбы. 

— Я понял. Приятного чаепития. 

В голове был полный кавардак. На сердце ещё хуже. 

Я не хотел быть участником игры Эммы. Не хотел встречаться с кем-либо, кроме неё. Не хотел, чтобы мною манипулировали. Не хотел терять мою дорогую подругу, но не знал, как поступить иначе и заслужить её прощение. 

Одно мне было ясно точно — это единственный шанс, который готова дать мне Эмма. Единственный шанс сблизиться снова. Единственный, чтобы растить надежду о том, что они с Питером однажды расстанутся и я смогу занять его место. Другого не будет, сколько не жди и не надейся. 

В тот же вечер я написал Эмме и спросил номер подруги. Так мы с Марианной и начали общаться. 

Мы ходили на свидания, смотрели вместе фильмы, даже ездили куда-то. Всё это не имело значения. Я просто уговорил себя быть вежливым со своей «девушкой», всегда подавал ей руку, помогал, целовал в щёку или совсем легко в губы. Когда речь заходила о физической близости говорил, что стоит подождать, всё должно быть правильно и романтично. Марианна замолкала, отводила глаза и я видел как она сдерживает себя. Мне не хотелось быть подлецом, не хотелось использовать её, так как желание быть с Эммой никуда не исчезало. 

Мне была нужна только любовь всей моей жизни. 

День рождения Эммы, её особенный день совершеннолетия стал запоминающимся и для меня. Всё шло как обычно. Я и «моя девушка» помогали с организацией праздника. Моя дорогая подруга всё утро была нервной и раздражительной. На вопрос: «с тобой всё хорошо?», она огрызалась: «я счастлива как грешники в Аду!». Потом уходила в свою комнату, из которой громко звучала музыка о расставаниях. Спустя десять минут возвращалась, вливалась в подготовку стола, украшений, быстро мрачнела, снова огрызалась и уходила в комнату. 

Эмма хотела сама всё устроить к собственному празднику. Она долго планировала этот день, расписала всю программу: музыку, меню, гостей, конкурсы, поход в парк с фотосессией, вечерний фейерверк. Её родители не были против, обещали помочь с приготовлениями, а потом взять Джека и уехать на дачу до следующего дня. Я страдал, а Марианна — была особенно тиха и почти не разговаривала ни со мной, ни с Эммой. 

— Что значит, ты не придёшь? — раздалось из комнаты моей подруги. — Ты обещал! Я не расстроилась. Я в ярости! Ты полгода расписывал мне этот день, я всё организовала. Даже… даже… — её голос сорвался и мы с Марианной услышали громкий всхлип и переглянулись. Эмма сначала что-то неразборчиво сказала, а после закричала, почти хрипя:

— Катись в свою Столицу! И чтоб тебя там бандиты ограбили и в сексуальное рабство продали, козёл! 

Далее последовали глухой удар и треск, словно телефон влетел в стену и не выдержал гнева своей обладательницы. 

В квартире были только мы трое. До прихода гостей оставалось десять минут, а Эмма находилась в ужасном состоянии. 

— Встречай всех, скажи им, что Эмма скоро будет, просто прихорашивается, — выдала инструкцию «моя девушка» и скрылась в комнате подруги. 

Я решил взять на себя роль «щита» моей любимой и с улыбкой встречал наших общих друзей. Я шутил, намекал на то, что Эмма готовит «шикарный выход именинницы» и предлагал всем рассаживаться и начинать с закусок. К счастью, Эмма не заставила себя долго ждать и действительно вышла к гостям в коротком, почти квадратном коктейльном платье со стразами. На голову она надела бисерный берет, с помощью которого укоротила свои длинные волосы до плеч. Её макияж был красиво «испорчен» словно она специально растёрла всю тушь, имитируя слёзы. Выйдя к собравшимся гостям Эмма размазала красную помаду на губах и торжественно произнесла: 

— Сегодня я — не Я! 

Все переглянулись. Эмма продолжила:

— Сегодня я вступаю в новую эру своей жизни, а значит должна стереть прошлую себя и создать новую. 

Все молчали. Не знали, что сказать. Марианна разрушила тишину выходя из комнаты моей подруги: 

— Что нового ты себе хочешь? 

И тут все поняли, что это очередная «игра» Эммы, в которой интересно участвовать, но не хочется быть жертвой. 

— Всё, — моя подруга гордо подняла голову и наши друзья начали предлагать «новизну». 

Почти вся программа была выполнена. Все с удовольствием включились в «игру», в которой Эмма примеряла на себя новое, манерно отбрасывая старое. Её фотосессия была пропитана печалью и болью. Если не знать истинных причин то, могло показаться, что она оплакивает свои детство и отрочество уходившие с наступлением её совершеннолетия. Она обещала окружающим стать другой, но какой не уточняла. 

Поздним вечером, когда друзья, уставшие от бесконечных капризов Эммы разошлись по домам, мы с Марианной остались, чтобы помочь убраться в квартире. Фейерверки стояли в стороне. Никто не захотел их запускать, утомившись излишним драматизмом всеобщей любимицы. 

— Марк, — Марианна, взяла в руки последние тарелки со стола и посмотрела на меня так, что я испугался. В глазах девушки не было ничего кроме решительности и спокойствия, она не прятала глаза, не пыталась увильнуть от моего взгляда. Сейчас она смотрела прямо, уверенно и это заставляло нервничать. 

— Мы с тобой почти не встречаемся. Нет, — её взгляд стал острее, — мы с тобой не пара. Ты дал мне это ясно понять. Я для тебя никто. А она, — Марианна кивнула в сторону спальни Эммы, — для тебя всё. Я не слепая, вижу. 

Она отвела глаза и мне показалось, что в них что-то блеснуло. 

— Поэтому давай прекратим эту пытку. Хватит играть роль моего парня. Мне это не надо. Оставайся сегодня с Эммой, она сейчас не должна быть одна. А я закончу уборку на кухне и поеду домой. Вызову такси, так что провожать не надо. 

После этих слов моя теперь уже бывшая девушка скрылась в кухне, а я почувствовал, что будет неправильно, если я тут же помчусь к снова моей Эмме, обниму её и начну утешать. А там, возможно и… 

Когда уборка была закончена Марианна, не взглянув на меня, попрощалась, пожелала счастья и чтобы я лучше заботился об Эмме, чем о ней. Сердце больно кольнуло, но я ничего не ответил. Ведь теперь у меня был шанс на счастье с моей Эммой. Я отправился к ней в комнату.

— Все ушли, да? — в темноте голос Эммы прозвучал тускло и устало. 

Она почти весь день громко смеялась и играла роль «обновлённой себя», но я ясно видел насколько ей было больно. 

— Да, мы с Марианной навели порядок в гостиной, — я сел на кровать рядом с укрывшейся под одеялом Эммой. — Праздник прошёл…

— Тухло и криво, — твёрдо произнесла моя подруга и выбралась из-под одеяла. — Марк, мой праздник совершеннолетия прошёл ужасно. Мы расстались с Питером, хотя он мне уже полгода расписывал каким классным будет мой день рождения, как он принесёт мне сотню красных роз и будет носить на руках весь день, словно королеву. Он обещал, что обязательно придёт и ничто не остановит его. А в итоге… 

По щекам Эммы полились слёзы, которые искорками отражали свет от фонаря за окном. 

— Неважно, что в итоге, — моя подруга вытерла слёзы тыльной стороной ладони и посмотрела на меня так, как не смотрела до этого. Её пронзительный взгляд на секунду задержал моё дыхание, заставил моё сердце пропустить удар, время остановилось, я видел только Её, не обращая внимание на вроде бы существующую реальность. 

— Утешь меня, — прошептала она. — Ты весь день был со мной рядом, останься на ночь и утешь. 

Мне не нужно было повторять дважды. Я приблизился к Эмме и поцеловал её. Наш поцелуй был полон горечи, отчаяния и желания тепла. Я хотел прогнать горечь с её губ, растворить отчаяние и укутать всем теплом, которым обладаю. Мы не торопились. Я ласкал её бархатную кожу, целовал кончики волос и забирал себе все её слёзы, которые так и продолжали литься. 

Да, я мечтал о совместной ночи. Хотел, чтобы она была моей, но никогда не думал, что катализатором станет её расставание с Питером, а не желание быть со мной. Но, я уже давно решил, что не упущу возможности быть с любимой, и неважно, что именно сведёт нас вместе. 

Утром я чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле. Мне нравилось пропускать её волосы сквозь пальцы, пока моя любимая спала. Нравилось ласково проводить кончиками пальцев по обнажённой коже Эммы. Мне хотелось использовать каждое мгновение, чтобы прикасаться к ней и прожить целую вечность, наслаждаясь друг другом. 

— Мы дома, — услышал я голос мамы Эммы и вздрогнул от испуга. Это тут же разбудило мою любимую. 

— Что случилось? — сонно спросила Эмма. 

— Твои родители вернулись раньше, чем я думал. 

— И что? 

— Просто… — я не знал что ответить, но Эмма внезапно пришла мне на помощь:

— Признавайся, что ты хотел подать мне завтрак в постель, но так залюбовался моей красотой, что не заметил как пролетело время.

— Ну, да…пожалуй…

— Хорошо, я пойду с ними поговорю. 

— О чём? 

— О том, что мы с тобой теперь встречаемся и ты будешь готовить мне завтрак в постель. Ты же возьмёшь на себя ответственность за эту ночь? 

— За всю твою жизнь готов взять ответственность. 

Эмма, готовясь выбраться из-под одеяла на секунду остановилась, посмотрела на меня серьёзно, но я выдержал её взгляд. 

— Ты не шутишь, — утвердительно произнесла моя любимая, на что я кивнул. После чего повторила почти шёпотом: — Ты не шутишь. 

— Эмма, дочка, — в комнату вошла мама и замерла на месте. 

— Доброе утро, Лидия Григорьевна, — тут же по привычке произнёс я. 

— Серёж, — Лидия Григорьевна, не отрывая взгляда от нас с Эммой, позвала мужа, — у нас тут ситуация. 

— Какая ситуация? Только не говори мне что Эмма с Питером всё-таки…

— Не с Питером, с Марком. 

— Что? 

Удивлённые лица родителей Эммы и дискомфорт от всей этой ситуации, в которой я вроде как не должен был оказаться, запомнились мне надолго. 

— Мы теперь встречаемся, — моя любимая обняла мою руку и прильнула ко мне всем телом. 

Лидия Григорьевна и Сергей Владимирович переглянулись, после чего мама Эммы сказала:

— Марк, перед тем, как ты уйдешь домой мы бы хотели с тобой поговорить. А ты, — она указала на Эмму, — расскажешь нам всё, что произошло, но после.  

— Хорошо, — моя любимая девушка поцеловала меня в щёку и я почувствовал как лицо заливается краской. 

Мы не долго валялись в кровати. Через пятнадцать минут я выходил из комнаты, в которой провёл лучшую ночь в своей жизни. Лидия Григорьевна встретила меня в гостиной словами: 

— Сергей ждёт тебя на кухне. 

Я кивнул и старался «держать лицо», чтобы не было заметно моё волнение. Я догадался о том, каким именно может быть разговор, но никак не ожидал того, куда это всё свернёт. 

— Мне тебя жаль, Марк, но вашим отношениям с Эммой жить получится недолго, — без вступлений начал он, в руках держа кружку, но так ни разу из неё и не отпив.

— Что вы имеете в виду?

— Как бы тебе объяснить… пожалуй, проще с клише: она огненная, а ты земной. Или ты потушишь её, или она разрушит тебя. Чтобы гореть, ей нужен кто-то кто будет подпитывать её страсти. И это не ты. 

— А Питер?

— Ну, он тоже скорее огненный, но вместе они работают, знают где найти впечатлений, а значит воздух. 

— Я тоже могу дать ей воздух! 

— Возможно, но есть шанс, что твой воздух быстро истощит её или своим сильным порывом просто погасит.

— Я ни за что и никогда не причиню Эмме вред!

— Мы знаем. Просто переживаем, что вместе вы оба будете несчастны. 

— Мы будем счастливы. Я сделаю для этого всё! 

— Не сомневаюсь. Но не забывай про желания моей дочери…

— Никогда, я люблю её. Давно. Я сделаю её счастливой, я вам это обещаю. 

— Хорошо, — отец Эммы поставил кружку, в которой я увидел кофе. Чёрный, неразбавленный кофе. Именно таким Сергей Владимирович предпочитал данный напиток. 

— Иди домой, — Сергей Владимирович подошёл ко мне, чтобы похлопать по плечу, — мы с тобой потом ещё поговорим. 

— Хорошо. Спасибо за разговор. 

Дома меня ждали взволнованные родители. 

— Что случилось? Где ты был? — подошла встревоженная мама и начала меня оглядывать. 

— Я ночевал у Эммы, — стараясь успокоить её прикосновениями и показать, что со мной всё хорошо, ответил я. 

— С Марианной? — вышел в коридор отец. 

— Нет, мы расстались…

— Как, расстались? — охнула мама. 

— Теперь мы с Эммой пара. 

— Ох, сына, — отец потёр лоб. — Не стоило вам сходиться. 

— Почему? — во мне начали клокотать гнев, обида и непонимание. 

— Потому что вы не пара, — сочувственно ответила мама. 

— Но я люблю её, — кулаки сами по себе сжались от внезапно нахлынувшей злости.

— Неважно, — вступил отец. — Вы будете несчастны. Оба. 

— Неправда! — Накопившиеся эмоции взорвались криком. — Мы будем счастливы! А вы ничего не знаете и не понимаете! 

— Ох, солнышко, — мама потянулась ко мне, чтобы обнять, но я отстранился. 

— Вы не знаете как давно я люблю Эмму. Не знаете как больно мне было видеть её в объятиях этого Питера. Не знаете, как я мучался от того, что мы не вместе! Вы ничего не знаете.

— Милый, мы всё знаем, — мама снова потянулась, чтобы обнять, но я снова отступил не позволяя ей коснуться меня. 

— Ничего вы не знаете, — бросил я, уходя из дома и игнорируя вопросы: «Куда ты собрался? Когда вернёшься? Почему не отвечаешь?».

«Они все! Как они могут говорить о том, что нас с Эммой ждёт провал? Как они могут сомневаться в моих чувствах к ней? Да, даже если она не испытывает того же, что и я, это не значит, что Эмма никогда меня не полюбит. Не значит, что мы не будем счастливы в будущем. Я сделаю всё, чтобы она была счастлива! Всё, чтобы она полюбила меня в ответ. Это обязательно произойдёт, но сейчас мне надо…» — мои мысли прервал Питер. Он шёл с большим букетом красных роз, торжественно одетый, с тревогой на лице. Последнее меня особенно порадовало, ведь я уже знал, что обошёл его. Я заполучил Эмму в самый важный для неё день. 

— Привет, — я преградил дорогу бывшему сопернику, — Эмма не хочет тебя видеть. Ты опоздал на сутки. 

— Я знаю, но я не мог…

— Не важно. Тебя не было с ней вчера. Вчера это имело значение, сегодня нет. 

— Я понимаю, но…

— Ты опоздал, теперь она встречается со мной. 

Питер замер. Букет роз начал опускаться вниз, на лице у моего бывшего соперника мелькали разные эмоции от гнева до осознания. 

— Что ж… — не сразу, но он заговорил. — Это значит, что ты теперь будешь с ней. 

— Да. Я. 

— Что ж… — Питер вручил мне цветы и пристально посмотрел в глаза, — ты можешь соврать, что сам купил этот букет. Теперь это не имеет никакого значения. 

Больше не сказав ни слова он развернулся, взъерошил прилизанные волосы и устало пошёл прочь. Цветы приятно пахли. Их насыщенный красный намекал на чувства Питера, а скромно скрытая записка недвусмысленно рассказывала о том, насколько он раскаивается, что не смог быть в этот день вместе с Эммой. Причиной была его семья, но он был готов отвернуться от неё только для того, чтобы остаться с любимой, если она простит и примет его. 

Прочитав записку, я почувствовал себя гадко. Питер искренне любил Эмму, я это понимал. Ведь он был готов отказаться от всего, что давала ему семья: власть, деньги, будущее. А всё только ради того, чтобы быть с любимой. Я ненавидел Питера. Ненавидел себя за то, что не мог с ним сравниться. Ненавидел, но и не собирался проигрывать. 

Я вытащил записку, спрятав её в своём портмоне, чтобы потом сжечь, а цветы решил отдать Эмме. Я не собирался лгать ей, не собирался вводить в заблуждение, не хотел, чтобы наши с ней отношения строились на уловках и обманах. 

— То есть… он просто отдал тебе цветы и ушёл? — Эмма держалась изо всех сил, чтобы не расплакаться, а я стоял перед ней, думая лишь о том, что хочу как можно скорее сжечь извинительную записку Питера. 

— Мы совсем немного с ним поговорили, но в целом да. Он просто передал цветы для тебя и ушёл. 

— Мерзавец, — вытирая набежавшие слёзы, бросила Эмма. 

Больше мы не обсуждали Питера. 

Первые месяцы наших отношений моя девушка была слегка отстранена и задумчива. Я предлагал разные поездки с программами посещения интересных мест, но Эмма не всегда соглашалась. Когда она это делала, была неестественно тиха. Но, в какой-то момент она снова стала собой: активной, улыбчивой, живой. Правда, радостные искорки в её глазах потухли. Я догадывался, что она всё ещё любит Питера. Я очень хотел, чтобы она полюбила меня сильнее, поэтому лез из кожи вон.

— Это мне? — искорки в её глазах оживлённо горели, когда она увидела бордовое платье, украшенное стразами. 

— Да, я заметил, что ты очень часто смотришь в Пинтересте на эту модель поэтому нашёл швею, которая согласилась сшить это платье. Твоя мама помогла с размерами. Но, если что-то где-то не подходит мы можем сходить к швее и всё поправить. 

— Я померю, — любимая взяла в охапку платье и понеслась в ванную. Её глаза горели от воодушевления и радости. 

Когда дверь открылась, ко мне вышла моя восхитительная королева в атласном платье, с блёстками, что играли на свету, подчёркивая яркую личность Эммы. 

— Ты прекрасна, — мне хотелось обнять её, кружить, слушать её радостный смех и тонуть в её глазах. 

— Да, — Эмма сияла от удовольствия, — я восхитительна. 

— Выходи за меня, — выпалил я, стоило моей девушке начать кружиться, наслаждаясь платьем. Эмма вмиг остановилась, ткань завершила свой ход по инерции, но моя любимая не сразу посмотрела мне в глаза. Не сразу заговорила. 

— Ты серьёзно? 

— Да. 

— Но, почему вдруг… сейчас…

— Потому что, я люблю тебя и хочу делать счастливой. Я хочу видеть твою улыбку. Хочу быть с тобой рядом до конца времён. Я хочу, чтобы ты стала моей женой… давно этого хочу. 

Я подошёл к Эмме, обнял, но почувствовал, что она была готова освободиться и сбежать. 

— Ты поэтому купил это платье?

— Нет. Я просто хотел тебя порадовать. Исполнить твоё желание, — я нагнулся к шее моей любимой. Чёткий аромат цитрусовых духов, таких свежих и живых, как сама Эмма, защекотали нос, а во рту появилась лёгкая горчинка. Находясь в нирване я добавил: — Я люблю тебя. 

— И я, — тихий голос Эммы заставил дыхание остановиться, сердце замедлиться, а душу пуститься плясать от счастья. 

— Так ты выйдешь за меня? 

— Не знаю. Не сейчас. Потом. 

— Хорошо, я задам этот вопрос позже. 

Три раза я делал ей предложение. Три раза она не могла ответить. 

Мне понадобилось два года, чтобы доказать моей любимой, что я смогу сделать её счастливой. Родители беспокоились о том, что я начал брать больше подработок изнуряя себя, только для того, чтобы купить Эмме «финтифлюшку» для поднятия настроения. Да, я стал хуже спать. Да, усталость не проходила. Да, я начал задумываться о «лёгких деньгах», но риски себя не оправдывали. Быть вместе, проводить время, дышать Эммой чувствовалось важнее, чем быстрый и сомнительный заработок. 

За всё время наших отношений я не только «лез из кожи вон», чтобы порадовать мою любимую, но и постоянно откладывал деньги на нашу свадьбу. В некотором роде можно сказать, что неуверенность моей девушки сыграла мне на руку. Стоило Эмме согласиться выйти за меня замуж, как мне понадобилось всего лишь полгода, чтобы заработать недостающую сумму для достойного праздника. 

Я оплатил зал на 200 человек: близкие и дальние родственники, друзья, коллеги, знакомые Эммы — всем было место. Я нашёл и нанял организатора. Оплатил диджея, музыкантов, поваров, официантов, флористов. Мне удалось договориться о том, что наша церемония бракосочетания пройдёт в самом красивом зале трёхсотлетнего замка. Я оплатил все украшения, свадебное платье, парикмахера, мейкап-артиста, ассистентов для Эммы. Я сделал всё, что мог, чтобы этот день был для моей любимой самым ярким, запоминающимся, восхитительным. 

Всё, что оставалось: собраться, пройти все традиционные обряды перед церемонией, а после останется самая малость — её «я согласна». 

Когда отец помогал мне с бабочкой, я был почти готов выходить, чтобы ехать «выкупать» Эмму у её родственников, к нам в квартиру пришла взволнованная Марианна. Она теребила конверт, уводила взгляд в сторону, но никак не могла начать разговор. 

— Что случилось? — в последний раз оглядывая себя в зеркале, не выдержал я. Бабочка выглядела ровной. 

— Марк, — её голос был потухший, полный печали и горечи, — свадьбы не будет. Эмма, она… 

— Что случилось? — напрягся я. 

— Она сбежала.

— Чушь! Я ни за что не поверю в этот розыгрыш!

— Но это правда, — на глазах Марианны выступили слёзы, она сжала конверт. — Эмма сбежала с Питером. Она написала письмо мне и тебе, — помятый конверт приблизился на вытянутой руке.

Я пошатнулся, но не упал только потому, что отец меня поддержал. 

— Ты открывала моё? — голос казался чужим, слабым. 

— Нет, — Марианна не скрывала текущих слёз, — только своё. Там была лишь одна строка: «Позаботься о Марке». Поэтому я сразу отправилась к тебе, проверила ваш сломанный почтовый ящик и нашла… — ей было сложно говорить от нарастающих всхлипов.  

— Спасибо, — собравшись с силами я подошёл к ней, взял письмо и обратился к отцу: — Можешь, пожалуйста, помочь ей успокоиться. 

— Ты уверен?

— Да. Я хочу прочитать письмо один. 

— Хорошо. Пойдём со мной Марианна. Я сделаю тебе чай, мы немного поговорим и ты мне всё расскажешь. 

Девушка кивнула, вытирая слёзы со щёк. Только сейчас я разобрал её слова, которые она повторяла последние минуты: «Эмма… что теперь?..». У меня были страхи, сомнения, догадки, но я упорно не хотел в это верить. До самого конца не хотел. 

«Здравствуй, Марк, 

Прости, что все затянулось. Прости, что не могла сказать тебе этого раньше, но я не смогу стать твоей женой. Да, я люблю тебя, но не так как ты этого хочешь. Для меня ты всегда будешь самым дорогим другом. 

Прошу, не осуждай. Ведь ты знаешь, как говорят – сердцу не прикажешь. Ты понимаешь, я не могу без Питера. Я до сих пор не могу без него. Я настолько его люблю, что согласилась на всю эту авантюру. Прости, что использовала тебя, но я хотела его ревности, его действий. Я хотела, чтобы он сражался за меня, вот только… он проиграл. Но я не смогла его отпустить.

Да, он проиграл тебе, и я невольно задумалась, что может быть ты лучше. Я решила дать тебе шанс. Я, правда, старалась быть для тебя хорошей, но каждый твой жест души — убивал меня, заставляя быть обязанной. Своей добротой и жертвенностью ты заковал меня в цепи, а мысль о том, что наша с тобой жизнь будет именно такой — оказалась разрушительна.

Спасибо тебе за все то время, что ты провел со мной. Прости за муки, что я тебе причинила. Я не хотела вредить тебе. Ты мне слишком дорог, чтобы я разрушила твою жизнь этой бессмысленной свадьбой. 

О деньгах не беспокойся. Залоги тебе не вернут, но платить за меня больше не придётся. Всем гостям я уже разослала сообщения с извинениями. Мне плевать на их обвинения в моей ветрености. 

Я прошу тебя только об одном — будь счастлив без меня. 

Поверь есть та, которая любит тебя больше меня. Прошу, не отталкивай ее. Дай ей шанс, как я однажды дала тебе. С любовью, Эмма.»

Мир рухнул. 

*** 

Спустя неделю после несостоявшейся свадьбы я узнал, что Эмма связалась с Питером и они вместе сбежали из города. Месяц ушёл на то, чтобы найти хоть какую-то информацию о них, а когда удалось собрать небольшие крупицы информации, оказалось, что они оба погибли в авиакатастрофе в день нашей несостоявшейся свадьбы. 

Не было ничего, что я мог сделать или изменить. Вместе с Эммой ушла часть меня. Я был опустошён, не понимал как жить дальше. 

Марианна знала о чувствах Эммы, но как верная подруга обо всём молчала. Когда она узнала о том, что их самолёт разбился — долго не могла успокоиться, винила себя, что не остановила подругу от побега, а после и вовсе замкнулась. В итоге ей пришлось лечь в больницу. Я не винил бывшую девушку, не знал как к ней теперь относиться. 

На похоронах было много людей. Соболезновали родителям, подходили ко мне, смотрели с сочувствием и уходили. Что можно сказать жениху, чья невеста сбежала со своей первой любовью и в итоге умерла? Правильно, найти нужные слова слишком сложно. Тем более, если сбежавшие похоронены рядом.

Марианны на похоронах не было. Она лечилась от нервного срыва вызванного трагедией и врач посоветовал ей не ходить на церемонию, чтобы уменьшить риски приступа. 

Сидя у могилы, когда все уже разошлись, я всё пытался понять: в какой момент я упустил то, что Эмма была несчастна со мной?.. Ведь я всё делал для неё, ради неё. Я был внимателен к её желаниям, к ней самой. Я всегда показывал ей свою любовь, уважение, то, насколько она бесценна для меня. Я был готов преподнести к её ногам весь мир, стоило ей того пожелать. Так где же я был не прав? Где ошибся? Ведь я делал всё, чтобы быть к ней как можно ближе! Но, как показало время, чтобы я ни делал, оставался невообразимо далеко от неё. 

Мне захотелось найти ответы на вопросы, поэтому я отправился к единственному человеку, у которого они были — Марианне. 

Она была похожа на блеклую тень прошлой себя и еле держалась от того, чтобы не расплакаться. Глядя на её состояние, я не решился задать ни одного из вопросов об Эмме, но рассказал о том, как прошла церемония. Когда слова закончились, мы просто сидели у неё дома, на кухне. Чай стоял нетронутым, есть не хотелось, говорить, казалось, было больше не о чем. 

— Прости меня, Марк, — она первой нарушила тишину, встала и прислонившись спиной к стене, попыталась обнять себя руками. — Если бы я смогла остановить Эмму, или уговорить бежать в другой день… чаще настаивала на необходимости поговорить с тобой о её чувствах… может быть сейчас… 

— Я не виню тебя, — я не сдержал порыва, встал со стула, подошёл ближе и обнял Марианну, словно сжавшуюся под весом вины. — Ты не виновата в том, что чувствовала и думала моя Эмма. Ты сделала всё, что смогла. 

— Но я не остановила её! — выкрикнула она и начала горько рыдать у меня на груди. 

Я крепче обнял девушку, стараясь передать ей мысль, чувство, что она не одна в своей боли. В своей неудаче. Странным образом мне самому стало немного легче от того, что я не один. Что есть человек, который страдает от потери не меньше моего. Есть та, кто была близка с Эммой. Та, которая любила её не меньше моего. Та, которой я сейчас был очень нужен. 

И пусть я всю свою жизнь был ослеплён любовью к Эмме. Пусть я был невообразимо далёк от того, чтобы завоевать её сердце. Пусть все мои старания, мечты, надежды рухнули в одно мгновение, я не был один. Сейчас в моих объятиях была та, которая в прошлом любила меня. Та, с которой у нас были точки соприкосновения. Та, кого мне ещё предстояло научиться видеть, понимать и любить…

Невольно я подумал, что Эмма была бы счастлива видеть нас с Марианной вместе. 

Улыбка получилась горькой, но в душе было светло. 

В моём Телеграм канале вы можете быть ещё ближе ко мне.